Мама четыре года пыталась спасти своего ребенка, но так и не смогла

........ создается ощущение, что врачи специально выкашивают лучший генофонд России.
Оригинал статьи тут: https://v1.ru/text/health/2023/09/11/72674243/ и нечего добавить, кроме слез.

В Волгограде девочка умерла от саркомы, которую врачи не находили четыре года
Четыре года врачи списывали плохое самочувствие Кристины на переутомление

Кристина Овчинникова умерла от саркомы, которую врачи Волгограда и области долгие годы не могли сначала диагностировать, а затем остановить.
Ей прописывали мази, говорили, что это нервное или разрыв мышцы... Только через четыре года ей поставили страшный диагноз.
Вся семья боролась за жизнь ребенка, но хорошего конца в этой истории нет... Убитая горем мать уверена: необходимости обрекать ее дочь на смерть не было. А причиной резкого роста опухоли стала врачебная ошибка.

Кристина росла веселой, жизнерадостной, задорной и активной девочкой.

Вспоминает мама Кристины Татьяна Овчинникова: -"Кристина всегда помогала мне по хозяйству, следила за сестрами. Посещала кружки, танцами занималась. Во всех наших демонстрациях в Дубовке принимала участие. Любила музыку и рисовать. У нее всегда была мечта научиться играть на гитаре."

В отличие от многих сверстников Кристина в детстве почти никогда не болела. Мама девочки уверяет, что до 12 лет они посещали врача всего несколько раз. Но в какой-то момент всё кардинально изменилось.

— "Всё началось, когда ей было 12 лет, в 2018 году, — вспоминает Татьяна. — Кристина поехала в камышинский санаторий. Там была солевая пещера, но посещать ее запретил массажист. Он сказал, что нашел на спине у Кристины какую-то странную шишку и настоятельно рекомендует показаться с ней к хирургу."

Именно тогда, после санатория, и начались в жизни Кристины бесконечные походы по врачам. А те, как сговорившись, убеждали, что волноваться не надо.
К весне прошлого года Кристине стало совсем невмоготу.

Вспоминает Татьяна Овчинникова: - "Как-то она мне позвонила в самом начале мае и сказала, что не может встать на учебу: ужасно болит вся правая сторона. Я вернулась с работы, и мы 3 мая поехали к дежурившему у нас врачу-хирургу Павлу Садовскому.
Та пункция, видимо, стала для опухоли, спусковым механизмом.

— В эту же ночь шишка увеличивается в шесть раз. Она была просто во всю спину, — плачет мама девочки. — Мы сразу же поехали к врачу. Он ответил: «У вас нет ничего серьезного».
Благо я еле выпросила у него направление в областную детскую клиническую больницу. Но там не оказалось нужного нам врача.
В Дубовке нам дали направление на МРТ с контрастом, но они что-то напутали в документах и нас на процедуру в Волгограде в последний момент не приняли.
И проблема в том, что мы даже платно сделать ее не могли: Кристина несовершеннолетняя.
Шишка тогда болела у нее просто ужасно. Но об онкологии я даже не думала: меня все убеждали, что это разрыв мышц, что всё нормально.

Но пришел момент, когда страшное слово «онкология» всё-таки прозвучало. Но и то, всё пришлось, по словам Татьяны, делать, преодолевая равнодушие и словно нежелание разобраться в ситуации.

Рассказывает Татьяна: -"Нас принял врач Новиков, взял пункцию и 16 мая скинул мне в социальных сетях сообщение, что опухолевых клеток не найдено.
Просто порекомендовал МРТ. Поехали в областную больницу на Ангарской. 14 июня нам сказали, что это опухоль и она растет.
Я скинула это Новикову, на что он ответил: «Я в отпуске, свяжитесь с моими коллегами». Я не знаю, как он выполнял пункцию, что клеток не было найдено.
15 июня мы снова приезжаем в онкологию. Врач надавливает на опухоль, и Кристина теряет сознание. Но даже тогда… Даже тогда нас не госпитализировали, а отправили домой. Только на следующий день Кристину положили в отделение.

И только тогда, 16 июня прошлого года, спустя почти четыре года бесплодных попыток найти причину недомоганий и обмороков дочери, Татьяна узнала, в чем же было дело.

— Мне сказали, что это раковая опухоль. Что она растет. И что уже есть метастазы на лимфоузлы и, возможно, в легкие. Сказали, что нас ждут химия и долгое лечение.
23 июня у Кристины взяли биопсию и отправили на гистологию в Москву. Долго ждали ответа, но он пришел — саркома Юинга первого шейного позвонка, четвертая стадия.
У меня земля ушла из-под ног. Нам сразу сказали, что шансов очень мало. Это было что-то страшное, но мы сразу начали химию.

Сначала Татьяна скрывала от дочери страшный диагноз, боясь, что это убьет психику 15-летней девочки.

Вспоминает Татьяна: -"Я говорила, что это просто доброкачественная опухоль. Когда после химии начали выпадать волосы, то у нее были истерики. Этот момент она переживала с большим стрессом. Но в сентябре она всё же прочитала диагноз. Разозлилась, что я скрыла от нее. Она знала, насколько маленький шанс выживания — всего 0,3%. Но я пыталась убедить ее, что мы победим, мы справимся, мы войдем в те самые 0,3%.
После первого блока в Волгограде всё было нормально. Несмотря на болезнь, Кристина поступила в педагогический колледж в Дубовке на учителя младших классов. Всегда была на связи с преподавателями и отсылала работы.
Но спустя какое-то время опять пошел рост и Кристине стало хуже. Нам предложили поехать лечиться в Москву.
Там она познакомилась со многими больными детьми, они хорошо общались. Когда Кристине становилось лучше, она ходила рисовать, посещала мастер-классы. В Москве она наконец научилась играть на гитаре по заочным урокам. Сам инструмент нам предоставили. Учебу она также не бросала. Несмотря на все сложности, Кристина всегда была настроена оптимистично.
И в какой-то момент нам показалось, что рак полностью ушел. Его не было в организме нигде. Мы были на седьмом небе от счастья

Но позитивная динамика продлилась недолго. Весной болезнь вернулась.

— 21 марта мы делаем КТ и у нее нашли новообразование в легком… Всё ведь было уже чисто, но рак вернулся. 30 марта ее прооперировали. А уже 2 апреля врач подошел ко мне и сказал: «Мы сделали всё что могли. Езжайте домой, пусть она будет с близкими».

Девочке назначили противорецидивную химию в Волгограде. Всё это время Кристина не знала, что ее состояние ухудшается. В июне врачи окончательно сказали, что опухоль в легком увеличивается и что она неоперабельна.

— Нам сказали, что лечить больше никто не будет. Нас выписывают на паллиатив. Они решили больше не бороться за ее жизнь.
Приехала их группа к нам домой, и дочери сказали, что жить ей остается скорей пару месяцев, чем лет. Кристина тяжело это перенесла. Она упрекала меня в том, что я не отпускала ее раньше гулять после шести, за то, что ограничивала ее. Высказывала мне: «Думаешь я нагулялась?»

По словам Татьяны, последние два месяца с Кристиной они всё же смогли провести как обычная, здоровая семья.

— Июнь и июль прошли у нас прекрасно. Мы ездили в храм, она гуляла с девочками. Чувствовала себя нормально. Заказывала в магазинах вещи. Мы вместе готовили всё, что она хотела.
Она строила планы на 1 Сентября и на дальнейшую жизнь. Мы будто бы забыли о диагнозе. Но к концу июля она всё же начала впадать в депрессию. Мы в последний раз с ней съездили на пляж, и тогда дочь стала уже более закрытой.

С момента начала ухудшения и до смерти прошло всего 10 дней.

— 1 августа ей вновь стало хуже. Она начала кашлять и задыхаться. Нам сказали, что в легких набирается жидкость, но откачать ее никто не решится. Если проткнуть легкое — она сразу умрет. С каждым днем жидкости становилось всё больше. Я трубила везде: и нашим врачам, и в Москву, и в США. Везде мы получили отказ.
Даже когда в ее легких осталось пространство со спичечный коробок и дышала она только благодаря аппаратам, откачивать никто не решился.
10 августа ей стало совсем плохо.
Мы поехали в реанимацию.
Заведующая отделением сказала, что девочка умирает и помогать ей никто не будет.
После этого мы вернулись домой.

Дома семье и Кристине оставалось только ждать.

Говорит мама: -"Мы до последнего с ней разговаривали. Рядом были сёстры, приехал мой сын с дочерью. В шесть часов вечера Кристина вздохнула в последний раз...

Незадолго до смерти Кристина записала семье прощальное видео, о котором сказала только в последний день. Девочка попрощалась с близкими, пожелав им только хорошего. Сейчас ее больше нет, но ее вещи, ее комната остались всё в том же виде.

— Дочки стараются меньше проводить времени дома, ведь мы просто не можем нормально говорить. Я не способна принять этого. Мне кажется, что она просто в больнице где-то лежит. Мне становится только хуже, и я не знаю, как теперь жить.
Всё это время я ищу ответы на вопросы.
Почему Садовский сделал ту пункцию?
Почему у нее не откачивали жидкость?
Почему отправили на паллиатив, даже не попытавшись бороться?

«Они построили огромный центр. Но диагноз саркома до сих пор означает смерть. Человек с этим диагнозом обречен. Все, с кем общалась Кристина, мертвы»

Горше всего Татьяне Овчинниковой осознавать, что несколько лет они без толку обивали пороги медицинских учреждений, получая вместо своевременной и квалифицированной помощи лишь отмашки и безразличие.

— У нас нет слаженности в медицине. Мы четыре года искали причины недомоганий дочери, и нам везде указывали на выход.
И бороться с этим бесполезно. Врач всегда оказывается правым. Пусть это будет у них на совести. Но главная проблема в том, что если Москва говорит про рост опухоли, то в Волгограде сразу же переводят на паллиативное лечение.
Я общаюсь с матерями детей из Москвы и других городов. У них везде метастазы, но за их жизни продолжают бороться. А у нас?
В комитете здравоохранения администрации Волгоградской области тем временем утверждают, что вся возможная медицинская помощь Кристине была оказана.