Экспертиза подтвердила наличие в органах 700-граммового ребёнка дозировки магния, которая превышает взрослую

Публикуем статью с группы "Медицинская Россия"
Главврач Елена Белая и неонатолог Элина Сушкевич обвиняются в убийстве недоношенного новорожденного с целью поддержать «образцовую» статистику роддома по низкой младенческой смертности. Это один из важнейших показателей, влияющий на карьерные перспективы главврача. По версии следствия, Белая сочла ребёнка одной из рожениц «бесперспективным» и поручила врачу-неонатологу Элине Сушкевич ввести летальную дозу сульфата магния, а подчинённым дала распоряжение сфальсифицировать документацию, указав, что ребёнок был мертворождённым.
На эти факты указывают не только повторные экспертизы по делу, но и многочисленные свидетели из числа сотрудников роддома. В соцсетях в защиту фигуранток дела (по большей части только Сушкевич) поднялась волна «защиты» от врачей, уверенных в невиновности своей коллеги. Однако в деле есть доказательная база, которая свидетельствует о том, что российские врачи как минимум поторопились бросаться на защиту обвиняемой. Об этом сообщила адвокат потерпевшей Лариса Гусева.

Мы впервые подробно, насколько позволяет закон, разъясняем самые популярные мифы, образовавшиеся вокруг этого резонансного дела.
О нюансах судмедэкспертизы, о найденной фальшивой истории родов с «мертворожденностью», а также о том, как развалилась версия о Куросурфе – в интервью адвоката потерпевшей.

– Главная претензия, которая звучит в адрес следствия по делу Елены Белой и Элины Сушкевич связана с первоначальной версией сотрудников следкома о том, что главврач пожалела Куросурф для ребенка, однако в процессе разбирательства это умозаключение «развалилось». По мнению общественных защитников Сушкевич, впоследствии следователи, якобы уже не зная к чему придраться, решили выдумать версию о магнезии, задавшись целью «засадить врачей».

Версия о Куросурфе была в самом начале следствия еще на стадии проверки. Однако, в первый же день проверки выяснилось, что Куросурф новорожденному все же вводился. Тогда рассматривалась версия по поводу должностного преступления – подделки документов. Речь шла только о Елене Белой. Никакой Элины Сушкевич ещё не было. Версия о Куросурфе тут же отпала и больше не рассматривалась – о том, что именно Элина Сушкевич ввела смертельную дозировку сульфата магния сообщила её коллега – заведующая отделением новорожденных роддома № 4 Татьяна Косарева.

– Но также известно, Татьяна Косарева раньше утверждала, что не знает, вводился ли ребёнку сульфат магния. Почему Косарева позже сменила показания, указав на Элину Сушкевич?

Дело в том, что Косарева и другие свидетели жаловались на угрозы и давление со стороны Елены Белой, которая обещала устроить им проблемы в том случае, если они посмеют рассказать о чем-то.
Но в процессе расследования дела, фактов, подтверждающих версию следствия, становилось всё больше. Одной из важнейших зацепок стала изъятая фальшивая история родов, в которой указано, что ребёнок родился уже мёртвым. Зачем тогда было вызывать бригаду из перинатального центра, если ребёнок мёртворождённый?

После этого свидетелей начали опрашивать повторно. Стоит отметить – все допросы и очные ставки между обвиняемыми и свидетелями записаны на видео. Сушкевич и Белая на них постоянно путались в показаниях, это всё зафиксировано на видео, а вот свидетели на очных ставках стояли на своём.

– Существует популярный тезис о том, что Сушкевич не была в подчинении у Белой и не могла никаких приказов выполнять.

Это неправда. Сушкевич, помимо основной работы в Региональном перинатальном Центре, подрабатывала врачом-совместителем в роддоме № 4. (Прим. ред: сама Элина Сушкевич призналась, что находится в подчинении Белой с 2016-го года).

Да, в тот день она формально не подчинялась Белой, так как должна была выйти на дежурство через пару дней. Какие у них сложились отношения за это время, можно догадываться. Однако начальник в любое время дня и ночи остаётся начальником, а подчинённый подчинённым. Поэтому тезис о том, что Сушкевич не могла выполнять никаких распоряжений Белой просто потому, что должна была дежурить в другой день, несостоятелен.

– Сторонники Сушкевич задаются вопросом, а чего это Елена Белая поручила убить ребёнка именно Элине Сушкевич, которую пришлось вызывать из другого медучреждения. Почему Елена Белая не распорядилась своим непосредственным подчинённым, которые находились на дежурстве, «под рукой»?

А кто вам сказал, что она не пыталась поручать? Вот они [сторонники Сушкевич] не знают об этом, поэтому так говорят…

– Защитники Сушкевич в свою очередь заявляют, что, если Косарева видела, как Сушкевич убивала ребёнка, почему она ее не остановила? И вообще, почему она тогда не сидит под арестом вместе с фигурантками как соучастница?

А почему она должна быть соучастницей? Она же не убивала ребёнка, юридически в её действиях нет никакого состава преступления. Наверное, в силу каких-то объективных или субъективных причин боялась и ничего не смогла сделать. Напомню вам опять же о жалобах со стороны Косаревой на угрозы… Думаю, это всё мы выясним в суде.

– Ещё одна популярная версия, которая ходит среди медиков, поддерживающих Элину Сушкевич, что потерпевшая по делу – Замира Ахмедова – какая-то неблагополучная, наркоманка и алкоголичка, ни разу не обследовалась и не состояла на учёте у врачей…

Это неправда. Она обследовалась. Да, формально она не стояла на учете в женской консультации, но мы должны понимать – она мигрантка, у нее нет полиса ОМС. Она обследовалась на платной основе, в ходе следствия изъяты документы, подтверждающие это. Более того, врачи, которые ее обследовали, также допрошены в качестве свидетелей. Она не алкоголичка, не наркоманка, Замира – совершенно нормальная порядочная женщина. Не пьет, не курит. Я не понимаю этих оскорблений, которые льются от врачей в её адрес… Да, она из Узбекистана приехала, и что, она не человек?

– Кстати, «сетевые» защитники Сушкевич утверждают, что Замиру Ахмедову кто-то специально «надоумил» написать обращение в СК в чьих-то интересах – то ли следователей, то ли ещё кого-то, чтобы специально подставить/засадить невиновных врачей…

Ну, это бред, слушайте… Я даже не знаю, что про это сказать.

– Может, Ахмедова хочет «содрать денег» – какую-то многомилионную денежную компенсацию с роддома или врачей?

Нет, она не требует и никогда не требовала никаких денег, ни с врачей, ни с роддома. Хотя, честно говоря, я предлагала ей составить гражданский иск, но моя подзащитная отказалась.

– Скажите, сама Элина Сушкевич и её группа сторонников утверждают, что им отказали в повторной экспертизе по делу. Это так?

И это тоже неправда. Экспертиз было три – две из них повторные, комиссионные. Они проводились не только по инициативе следствия, но и по ходатайству самой Элины Сушкевич, о чём широкая общественность, очевидно, не в курсе. И вопросы экспертам (а их около 100) составляли адвокаты обвиняемых, на которые судмедэксперты ответили исчерпывающе и аргументировано. С моей точки зрения, нет никаких оснований не доверять экспертам, в том числе проработавшим 20-30 лет неонатологами и акушерами-гинекологами.

– А что насчёт плаценты, о которой постоянно говорят адвокаты Сушкевич и Белой? Якобы следователи отказались передавать плаценту на экспертизу, на которой настаивала Сушкевич, чтобы доказать, что магний мог попасть ребёнку от матери.

Судмедэксперты сами определяют, какие биоматериалы им нужны для исследования. Видимо, они сочли это бессмысленным. Я не специалист в неонатологии, но чисто логически, даже если провести анализ и установить, что какое-то количество магния попало от матери… Это же не означает, что этой же магнезией нельзя убить ребёнка. Как одно исключает другое? А спектрографическая экспертиза подтвердила наличие в органах 700-граммового ребёнка дозировки магния, которая превышает взрослую. И это не считая свидетельских показаний.

– Есть предположение, что сульфат магния матери ребёнка мог вводиться в каких-то лечебных целях.

Ни в каких лечебных целях он не вводился матери, так как к этому не было медицинских показаний. Об этом даже сама Элина Сушкевич говорила публично (прим. ред: об этом неонатолог сообщила в ходе своего вебинара 22-го апреля)

– Сторонники Сушкевич утверждают, что ребёнок был априори нежизнеспособен и его просто не смогли спасти врачи – по их мнению, этот факт следователи намеренно хотят преподнести как убийство.

Они [сторонники Сушкевич] могут говорить, что угодно, но Сушкевич не обвиняется в том, что она плохо оказала помощь и не смогла спасти. Это всё манипуляции. Она обвиняется конкретно в убийстве. Насколько ребёнок был жизнеспособен – вопрос отдельный. Жизнеспособность ребёнка никак не исключает, что его можно убить. Это к сути обвинения не относится. Здесь речь идёт об умышленном лишении жизни, которое можно причинить кому угодно, будь ребёнок хоть жизнеспособен, хоть нет.

– Ещё один вопрос: если бы ребёнок и так сам бы умер, то зачем его убивать?

Младенческая смертность – это один из самых важных показателей работы медицинского учреждения, по которым вполне могут осуществляться оргвыводы в отношении его руководства. Поэтому с этой точки зрения есть большая разница между тем, умер ли «полноценный» ребёнок или мертворожденный плод. Так или иначе, более подробно о мотивах Елены Белой мы попытаемся выяснить в суде. Есть постановление Минздрава от 2011-го года, в котором чётко описаны признаки живорождения. То есть ребёнок даже экстремально недоношенный (начиная с 22 недель гестации и 500 гр веса) считается уже полноценным младенцем – человеком.

– Насколько известно, вы ходатайствовали о том, чтобы судебное заседание по этому делу было закрытым от прессы и общественности. Звучат версии, что вы хотите что-то скрыть намеренно.

Это глупости. Во-первых, кто такие присяжные заседатели? Это и есть общественность. Их утверждали адвокаты обвиняемых, а собрать суд присяжных потребовала сама Элина Сушкевич.

Во-вторых, мы в свою очередь имеем право требовать закрытого судебного заседания, так как в деле содержится информация о здоровье потерпевшей и её новорожденного ребенка, попадающая под врачебную тайну. И самое главное – это желание самой Замиры Ахмедовой. Она не хочет большой огласки. Для неё вся эта шумиха большой стресс. Однако наше ходатайство пока не рассмотрено и вполне может быть не удовлетворено. Мы готовы и к открытому судебному заседанию, скрывать нам нечего.

– Как вы в целом отнеслись к кампании «Я – Элина Сушкевич», когда известные врачи начали ставить аватарки с ее фотографиями, требовали отпустить врача и категорически утверждали, что она невиновна?
Мы были в шоке. Я не понимаю, на каком основании эти врачи, не имея даже малейшего представления о деле, о тех доказательствах, которые в нём есть, вылили целые потоки грязи и оскорблений в адрес моей подзащитной и лично в мой. Они обсуждают мои гонорары, говорят, что я возглавляю какие-то крестовые походы против врачей.

Ещё следователям ставят в вину, что они изменили версию с Куросурфа на сульфат магния. Участники флешмоба “Я – Сушкевич” любыми путями пытаются придумать удобную теорию, «доказывающую», что дело сфальсифицировано. Некоторые врачи почему-то решили, что следователи не имеют права отрабатывать разные версии, потому как они не работали в роддоме и не понимают всю «кухню» изнутри. У следователей якобы должна быть только та версия, которую сами же врачи сочтут «правильной» и одобрят. Но так не бывает. Это очень примитивное представление о работе следственных органов. Сотрудники СКР не должны упираться в одну и ту же версию, необходимо рассматривать каждую. Врачи наверняка сами не хотят, чтобы их судили без разбора по первой попавшейся версии, как в 37-м году?

– Сам Леонид Рошаль даже вступался за Элину Сушкевич перед президентом…

Я думаю, что ему либо неверно доносят информацию об этом деле, либо его просто кто-то использует. Уважаемый Леонид Михайлович неверно оценивает доказательства, но его тезисы доносятся до широкой общественности, перед которой он предстаёт в авторитетном образе «детского доктора мира». Но он детский хирург и не имеет отношения к неонатологии. Этот нюанс нужно донести до общества.

И, вообще, вы заметили, что врачи, защищающие публично Элину Сушкевич, почти не говорят о главвраче Елене Белой? О ней будто бы забыли.

– У многих врачей популярна версия о том, что медицинские уголовные дела, в том числе и калининградское, это некий государственный заказ на травлю врачей. По их мнению, существует некий приказ «сверху» всем следователям «засадить» как можно больше врачей. Вы сами работали следователем и сейчас глубоко в этой системе, контактируя с представителями правоохранительных органов как адвокат. Что вы можете сказать на этот счёт?

Не было никогда таких приказов. Это просто очередной бред. Понимаете, идёт целый вал жалоб в СК от пациентов. Очень много в стране людей недовольных врачами, которые пишут жалобы на них, следствие в свою очередь обязано провести проверку. Я считаю, глупо говорить о том, что в отношении врачей идёт какая-то война, что сами следователи заинтересованы сажать врачей… это тоже неправда. Они очень неохотно берутся за медицинские дела, которые наряду с экономическими считаются одними из самых сложных. Вы сами посмотрите, у нас и полицейских сажают, и следователей, и прокуроров за разные коррупционные преступления. Так что, на них тоже «заказ»? Против них тоже идёт «война»? Просто многим врачам хочется верить в это, рассказывая про какие-то репрессии 53-го и 37-го года. Отработав и следователем, и прокурором, могу сказать, что я видела много вопиющего беспредела и перегибов в этой системе. Они и сейчас есть. Но рассказы, что где-то там «наверху» сговорились пересажать врачей – это миф.

Свидетельница

Обвинение против Елены Белой и Элины Сушкевич с самого начала во многом опиралось на свидетельские показания сотрудников роддома №4. Ключевой свидетель — Татьяна Косарева, заведующая отделением новорожденных роддома №4. На следствии она рассказала, что заступила на смену 6 ноября в восемь часов утра. Чуть позже в роддоме появилась и.о. главврача Белая.

Косарева утверждает, что на совещании с медперсоналом та «выражала недовольство» из-за появления недоношенного ребенка. Кроме того, свидетельствовала Косарева, Белая отчитала коллег за то, что они пытались спасти младенца, который все равно не имел шансов выжить: «Все показатели мне портите».

При этом разговоре присутствовали не только Косарева, но и заведующая родильным отделением Татьяна Соколова и неонатолог роддома Екатерина Кисель, которая оказывала младенцу первую реанимационную помощь. Все они на следствии подтвердили: Белая потребовала сфальсифицировать данные истории рождения и записать ребенка мертворожденным. По настоянию Белой это в итоге сделала акушер-гинеколог Ирина Широкая.

К материалам дела приобщена видеозапись, сделанная Татьяной Соколовой. На ней Белая распекает подчиненных за то, что ее не предупредили о появлении в роддоме недоношенного ребенка.

В материалах дела есть также данные «Глонасс» о том, что бригада перинатального центра выезжала в роддом №4, но Сушкевич почему-то не внесла этот вызов в электронный журнал — по версии следствия, врачи хотели скрыть сам факт выезда к ребенку, которого задним числом решили объявить мертворожденным. О том, что Белая собиралась договориться с перинатальным центром о сокрытии выезда, на следствии говорила Екатерина Кисель. Она же утверждает, что Сушкевич все же планировала забрать ребенка в центр — до тех пор, пока в ситуацию не вмешалась Белая.

Как утверждают свидетели, Белая потребовала, чтобы врачи пошли к Ахмедовой и сказали роженице, что ребенок родился мертвым. Никто из медиков этого делать на захотел, поскольку мать уже видела младенца живым в кювезе. Белая же, говорится в показаниях Косаревой, обещала, что экспертиза при необходимости подтвердит внутриутробную смерть ребенка. Косарева утверждает: Белая спросила ее, не знает ли она, что предпринимают в перинатальном центре, «чтобы таких детей не было»; она ответила, что не в курсе.

После этого, согласно показаниям Косаревой, события развивались так. Элина Сушкевич в палате интенсивной терапии готовила младенца к переливанию донорской крови. Там между Сушкевич и Белой состоялся разговор, свидетелем которого стала, по ее словам, Косарева. Она утверждает: Белая сказала Сушкевич, что помощь неонатолога больше не нужна, и ее отзывает руководство. После этого Белая позвала Косареву и Сушкевич в ординаторскую. Находившихся там сотрудников — всех, кроме Татьяны Соколовой — она попросила выйти и стала кричать, что ребенок все равно безнадежен, а значит, отправлять его в перинатальный центр нет смысла. Затем, показала на следствии Косарева, Белая поинтересовалась у Сушкевич, что «делают с такими детьми». Неонатолог сказала, что не понимает, о чем речь, но Белая давила, требуя ответа. Тогда, по словам Косаревой и Соколовой, Сушкевич, сказала, что нежизнеспособным детям вводят магнезию, но делают это еще в родильном зале, а не в реанимации.

— Значит идете и делаете! Вы меня услышали? — якобы распорядилась Белая. По воспоминаниям Косаревой, Сушкевич была в шоке от услышанного, и Белой пришлось ее поторапливать.

После этого, рассказала Косарева следователю, Сушкевич зашла в палату, проверила показатели младенца, достала из шкафа ампулу магния сульфата, набрала 10 миллилитров препарата в шприц, отсоединила от пупочного катетера тройник с подведенными капельницами и ввела магнезию. Согласно показаниям Косаревой, сама она при этом стояла посреди палаты и видела, как после введения препарата частота сердцебиения на мониторе стала падать. Белая присутствовала при этом и, по словам свидетелей обвинения, не позволяла зайти в палату другим медикам.

Впрочем, на самом первом допросе Косарева ничего не говорила о магнезии; эта деталь появляется в ее позаниях много позже — в протоколах допросов от 15 мая и 12 декабря 2019 года. В обвинительном заключении первоначальные показания Косаревой не приводятся, однако их в своем открытом письме, опубликованном «Российской газетой», пересказывает глава Национальной медицинской палаты Леонид Рошаль. На прямой вопрос следователя, вводился ли новорожденному Ахмедову препарат «магнезия», Косарева тогда ответила: «Мной не вводился. Вводился ли кем-нибудь другим, я не в курсе».

При этом и Белая, и Сушкевич настаивают, что ни самой сцены в палате интенсивной терапии, ни даже разговора о введении ребенку магния сульфата не было.

«Тема скользкая. Но порассуждаем… Как вы считаете, может ли человек, которому никто и ничто не угрожает, быть свидетелем убийства? Стоять? Смотреть? Молчать? Не звать на помощь? Не бить по рукам? Не кричать: что вы творите, вы же убьете его? Может не оказывать помощь? Просто смотреть, как умирает ребенок? — писала в фейсбуке Элина Сушкевич. — Если "может" — так не соучастник ли он? Тогда почему не сидит рядом со мной? А если "не может" — был ли он свидетелем того, о чем свидетельствует? Мог смотреть, как умирает ребенок? Оставил ли он его без помощи в такой ситуации? В опасности? И почему эти вопросы задаю я, а не следователь?».

По словам Косаревой, перед тем, как мальчику ввели магнезию, Белая говорила по телефону с некоей Ольгой Анатольевной — это имя и отчество главврача Регионального перинатального центра Ольги Грицкевич. Грицкевич не отрицает, что в то утро звонила Белой. На следствии она не смогла в точности вспомнить, о чем они говорили, однако уверяла, что не давала указаний вводить ребенку магнезию, и уж тем более, не обсуждала с Белой убийство.

Сушкевич говорит «Медиазоне», что не знает, почему Косарева дала против нее показания, но заверяет, что в то утро все было совершенно не так, как та рассказала следователю. По словам Сушкевич, у ребенка был тяжелый шок и холодовая травма, что делало невозможной его транспортировку в перинатальный центр. Анализ крови показал низкий гемоглобин и анемию, которые в его состоянии были критическими, объясняет Сушкевич. Косарева по ее указанию ввела младенцу адреналин, а сама она стала делать ему прямой массаж сердца. Это не дало результатов — по словам Сушкевич, примерно через полчаса они вместе с Косаревой констатировали смерть новорожденного.